27 января, 2025 - 10:57
Почему заяц – это кот, а лиса – собака? Кто такой маська, когда и почему нога стала «шагалкой», а рука – «трогалкой»? Поговорим немного о языковых табу.
Индейский язык тонкава (считается вымершим с начала 1930-х) был подробно исследован в 1829 году, а спустя сто лет лингвист и антрополог Гарри Хойджер обнаружил, что в нем кардинально изменились многие слова базисной лексики: вода, дерево, обозначения частей тела. Причем среди новых слов почти не было заимствований из других языков, а образовались они по схожему принципу: зуб стал, если переводить буквально, «жевалкой», нога – «шагалкой», рука – «трогалкой».
Лингвисты сошлись во мнении, что народ тонкава провел масштабную эвфемизацию языка (очень упрощенно – замену одних слов другими), а причиной замены слов стала их схожесть с именами погибших членов племени. Все дело в табу на произнесение имен умерших. Если какое-то слово или чье-то имя оказывалось похожим на имя умершего члена племени, его нужно было заменить. Запрет произносить имена покойников является одним из самых частых языковых табу и распространен от Гренландии до Австралии. Случай с племенем тонкава интересен тем, что эвфемизация их языка имеет точную дату и причину. В ночь с 23 на 24 октября 1862 года племена вичита, каддо, шауни и некоторые другие, вставшие на сторону северян в Гражданской войне в США, атаковали тонкава, которые поддерживали конфедератов. Племя, состоявшее из 300-400 человек, потеряло тогда примерно половину своей численности.
Языковые табу существуют у многих народов и касаются сотен самых, казалось бы, безобидных слов. Некоторые ритуальные практики и даже обычные бытовые процессы вовсе исключают использование повседневного языка. К примеру, охота, результат которой зависит не только от умения выследить зверя и метко выстрелить, но и от удачи. Запрет прямо называть объект охоты, то есть промысловое животное, – один из универсальных способов привлечения удачи, распространенный во всей Северной Евразии. Следы запретов остались и в русском языке, вспомните хотя бы такие слова-эпитеты, как косолапый, сохатый, косой. Но есть и много диалектных слов: вятское маська (медведь), вологодское самуха (медведица), донское трусик и псковское кривень (заяц). Польские охотники называют зайцев котами, а лис – собаками.
Славянское слово медведь, как и германские bear, der Bär, уже само по себе эвфемизм, заменяющий старый индоевропейский корень, который сохранился в греческом ἄρκτος и латинском ursus (распространенное в Европе имя Урсула переводится как «маленькая медведица). Буквально значение русского слова реконструируется как едящий мед, а английского и немецкого – как бурый.
За охотничьими эвфемизмами стоит довольно простая логика: люди верили, что животные или духи животных способны понимать человеческую речь. Зверь может подслушать и узнать, что его хотят убить, поэтому об охоте нужно говорить завуалированно; эвфемизмы нужны, чтобы обмануть потенциальную добычу.
Охотничьи табу есть и в языках Нового Света. Южноамериканские индейцы муруи (Колумбия, Перу) вводят духов в заблуждение, руководствуясь всего одним принципом: говоря, что охотятся не на животных, а на растения. В их «системе» каждому зверю соответствует свое растение.
Вообще табуизмы – древнейшее лингвистическое явление, появившееся как результат суеверных убеждений первых людей в том, что слова имеют магическую силу. Язык делился на две части: сокровенную и общую. По мнению древних людей, использование в речи сокровенных слов обрекало говорящего (а иногда и целые селения) на смерть. Чаще всего табуировали то, чего боялись: диких животных, богов, болезни.
Пожалуй, особое, сакральное значение придавалось собственным именам. Имени приписывали потустороннюю силу; считалось, что использование имени при определенных обстоятельствах или вкупе с магическими словами может серьезно навредить человеку, например, навлечь беду или даже привести к смерти. Во многих культурах было принято давать ребенку два имени: первое, которое могут произносить все, и второе, табуированное, которое знали только члены семьи, племени или общины. (Кстати, подобная традиция была распространена и у многих кавказских народов, включая черкесов. Помимо имени, которым нарекали при рождении, было принято давать еще дополнительные имена, т.н. «цIэ лей». Обычно ими называли человека в кругу близких родственников, семьи; бывало, что у человека могло быть не одно, а два-три имени.) Также зафиксированы случаи, когда случайно произнесенное вслух секретное имя могло привести к само-убийству человека или его изгнанию из социума.
Есть известный исторический пример, касающийся семьи знаменитого композитора, автора опер «Борис Годунов» и «Хованщина», члена «Могучей кучки» Модеста Мусоргского. Двое первых детей Петра Алексеевича и Юлии Ивановны умерли совсем младенцами. Интересно, что оба мальчика были названы Алешами в честь деда. Когда родился третий сын, родители уже побоялись назвать его Алексеем и назвали Филаретом в честь святого праведного Филарета Милостивого, прося, чтобы милостивый Филарет сохранил младенца. Мальчик выжил, но позже родители стали звать его Евгением. И когда Филарет вырос, он всегда представлялся под именем Евгений. Почему же Филарет стал вдруг Евгением? Возможно, причиной стала болезнь ребенка, до ужаса напугавшая родителей. Его и покрестили второй раз, дав другое имя. В то время существовало крестьянское поверье: второе крещение, второе имя дает другого ангела-хранителя. Смерть, пришедшая за «Филаретом», не найдет его в «Евгении» и пройдет стороной.
Модест родился через три года после Филарета-Евгения. Ему второго имени не дали, зато крестили на девятый день, хотя традиционно крестили детей не раньше 40 дней с момента рождения.
Один из ярчайших примеров табуизмов в массовой культуре – имя Волан-де-Морта, героя серии фантастических романов о Гарри Поттере, написанных Джоан К. Роулинг. По сюжету истории волшебники боялись темного колдуна и, даже думая, что он умер, никогда не произносили его имени, заменяя его на «Тот-Кого-Нельзя-Называть» или «Сам-Знаешь-Кто».
