12 мая, 2025 - 09:15
Журналиста Алену Мякинину знают как талантливого мастера слова не только в нашей республике, но, пожалуй, и далеко за пределами всего Северного Кавказа.
Поэта Алену Мякинину широкая общественность открыла для себя лишь в начале апреля, когда состоялась презентация ее первой книги «Мохо».
Поэзия Мякининой словно солнечный свет, летящий из глубин космоса, щедро проливается и на лики античных богов, и на прохожих улочек Искожа, собирается линзой сердца поэта и жжет глаголом…
О ее стихах еще будут говорить литературоведы, коллеги-писатели, их первые рецензии уже можно прочитать и в предисловии к книге, и «в сети».
О «человеке-поэте», женщине, частице света в бесконечности Вселенной – наш разговор…
- Как ощущения после того, как вы «вышли на авансцену» со своими стихотворениями?
- Ужасно! И презентация, и бесконечный поток комментариев, фотографий, поздравлений… То есть, никакого переживания «триумфа», наоборот: я уползла в свою пещеру, чтобы отдышаться, мне все это непривычно, некомфортно. К счастью, как говорится, «всякое диво – на три дня». Да, кого-то взволновала моя поэзия, но сейчас все возвращаются к своим делам, и это прекрасно, это правильно.
- Но раз вы решились выйти к людям, все-таки была такая потребность?
- Конечно, у любого творца есть желание быть услышанным. Но сама я бы никогда этого не сделала. Просто нашлись люди, эдакие «серые кардиналы», которые подтолкнули меня. Это тот малый круг людей, которые читали мои стихи, их не более десяти человек. Они не поэты, среди них много представителей «земных профессий», им, в принципе, безразлично, пишу я или не пишу, просто они меня любят, вот и начали в какой-то момент выталкивать меня в мир. Один из моих друзей детства изъявил желание выступить в роли мецената, и я согласилась на эту затею. Что касается распространения книг и тому подобного, то я вообще не понимаю, как это делается. Это не поза, я правда не ориентируюсь в таких вопросах, если бы нашелся «импрессарио» – почему бы и нет. Правда, при мысли о том, что мои книги будут соседствовать с книгами великих авторов… Ну кому там они могут быть нужны?..
- В сборник вошли лучшие стихи за весь период вашего творчества?
- Я бы не сказала, что они лучшие, просто неплохие тексты. Юношеских стихов там нет. Для меня не так важна была хронология событий, куда важнее была драматургия. И хотя в книге нет деления на главы, чуткий читатель, уверена, ее почувствует: это развитие, развитие, и в какой-то момент катарсис. На мой взгляд, светлое стихотворение там только одно: последнее. Хотя оно тоже очень мрачное, но только там есть вздох. Поэтому другие тексты не попали в сборник, они как-то выбивались из концепции.
- Для вас важно, чтобы читатель понял, что вы хотели выразить, или вы даете свободу интерпретировать по-своему?
- Мне, конечно, приятно, когда человек оказывается со мной на одной волне. Я иногда раскидываю в тексте загадочки, как сестра моя написала, что это такой «филологический квиз». Но на самом деле это не так важно, потому что я иногда сама, когда интерпретирую чье-нибудь творчество, вижу то, что автор вообще не вкладывал изначально. Читатель – это всегда со-творец, это срабатывает, как эффект наблюдателя в квантовой физике. Без талантливого читателя, зрителя нет автора. Поэтому я только приветствую такое, мне любопытно чужое прочтение.
- Есть такое выражение: «big in Japan», означает: «крутой на чужбине», и в нем таится нотка печали: «а вот дома тебя так и не признали». Для вас важно было быть так тепло принятой, понятой именно «дома»?
- Ну, до 45 лет меня читали лишь несколько человек, и без признания я как-то до этих благородных лет все-таки дожила. А где теперь услышали меня, дома или не дома… Я вообще не думала об этом. У меня очень много друзей в Москве, которые прочтут мою книгу. Но определенно «географический нюанс» есть, и местный читатель увидит чуть больше, потому что все мои стихи рождались именно в Нальчике: на остановках, в маршрутках, в кафе… Дух города в моих произведениях здесь, в этой книге. Он не в названиях улиц, не в ономастике, хотя и это присутствует. Я сама – часть этого города.
- Раз уж мы заговорили о Нальчике… У многих творческих людей в какой-то момент возникает желание уехать в другие края. Было такое у вас?
- Я Нальчик обожаю. Это город, где ты родился, где ты живешь. Быть им недовольным – это как ругать прилюдно своего родного человека. Я здесь была счастлива и буду счастлива. Здесь мои друзья, здесь мои любимые люди. Здесь со мной всякое случалось. Горе, радость… Да, когда-то я уезжала, пыталась в Москве прижиться. Хватило на полтора года: Москва меня не приняла, не поверила моим слезам. Я люблю нашу столицу, и Санкт-Петербург люблю: эти музеи, архитектура… Но Нальчик – это моя кровь. Часто в трудные минуты я физически ощущаю, что он на моей стороне. В этом городе есть волшебство, это не просто населенный пункт. И может быть главным героем моего следующего сборника станет именно Нальчик.
- А вообще страшно было, когда вы впервые предложили прочитать свои стихотворения кому-то другому?
- У меня нет такого страха. Я просто как профессионал знаю, что делаю неплохие тексты. Но тут дело не в «понравлюсь-не понравлюсь», речь скорее об акте доверия. Да, я учусь доверять людям, открывая свое творчество. Потому что, если вообще никому ничего никогда не показывать, то это ведь тоже своего рода высокомерие: «Они не поймут Меня!..» Высокомерие и малодушие. А кто-то еще говорит: «Ах, но это же провинциальный город!..» Ну и что? У нас здесь замечательные люди, умные, читающие, которые и понимают, и принимают. Я не хочу сказать, будто моя поэзия – это такая лакмусовая бумажка, просто у меня нет страха довериться, открыться им. Ну, разве что совсем немного: вдруг я как-то их обременяю, стихи эти мои грустные сидеть еще слушать… Но и только.
- Есть мнение, что, поскольку музыку чувствует даже младенец, любого человека можно научить быть музыкантом. А можно ли научиться быть поэтом?
- Музыка – это высшее искусство, оно свободно от ассоциаций, потому что это чистая вибрация, и это самая непостижимая загадка, почему мы все ее чувствуем, независимо от возраста, пола, национальности. А вот слово в этом смысле более сложная штука, потому и сказал Экзюпери: «Слова только мешают понимать друг друга». Это правда. Я работала одно время в «Солнечном городе», и как-то раз мы с детьми провели такой эксперимент: я быстро говорила им разные слова, а они должны были сразу писать ассоциации. И потом, когда мы вслух читали результаты, очень веселились: у всех на одно и то же слово были совершенно разные ассоциации. А еще есть люди, которые вообще не заточены воспринимать текст. Это не значит, что они необразованные, просто у них другой способ постижения действительности. Поэтому я считаю, что всех научить писать невозможно: только тех, у кого есть изначально какая-то склонность. Достигается это постоянной практикой, мастерство приходит с опытом. Но дар обычно виден сразу.
- А вы как работаете? По принципу «ни дня без строчки» или все-таки ждете муз?
- Я бы хотела, конечно, как Цветаева, садиться в пять утра за письменный стол. «Мой письменный вьючный мул!» Однако, нет. Но и то, что со мной происходит, не похоже на вдохновение. Скорее, это такой внутренний зуд, дискомфорт, от которого избавляешься вот таким образом, складывая слова.
- Кстати, «мирские заботы» не конфликтуют с творческим процессом?
- Нет, никакого конфликта не было никогда. Тот, кому есть что сказать, скажет. Найдет время и возможности для этого. А что касается каких-то «неудобств»… Я считаю, чтобы творить, художнику и нужен этот «непокой». К примеру, когда я была абсолютно безмятежна, мне совершенно не хотелось писать. Потребность творить возникает именно в острые моменты, и не важно, с чем это связано: это твоя материальная неустроенность или какое-то любовное переживание. Главное, что что-то тебя не устраивает, и ты начинаешь искать ответы: «Почему, почему?!»
- Когда читаешь ваши стихи, возникает ощущение, что жизнь порою обходилась с вами сурово. Где вы находите силы противостоять вызовам судьбы и продолжать творить?
- Я вообще себя не считаю сильной или что я чему-то «противостою». Я впервые такую оценку о себе слышу. Мне кажется, я слабый человек и как раз совсем ничему не сопротивляюсь. На мой взгляд, если человек заявляет, что он чему-то противостоит и «творит вопреки», – это просто поза. Ведь кто-то тоже вопреки всему тихо печет хлеб, заботится о детях, строит дома. То, что я умею писать стихи, не делает меня какой-то особенной.
- И все же «трещина проходит через сердце поэта»: повышенная чувствительность, ранимость художника – это один из «ингредиентов» его творчества…
- Люди вообще ранимые существа. Я знаю много ранимых математиков. И знаю наглых, непрошибаемых писателей. Ну, да, есть некая оголенность чувств, много претензий и к миру, и к себе. Я часто отчаиваюсь, и сил никаких нет, уже думаю: «Ну сколько можно отчаиваться?» В то же время, я не понимаю, что это значит: «надо мыслить позитивно»? Какое-то глупое выражение. Мне кажется, если человек мыслит, он уже будет сомневаться. А сомнения – это беспокойство… В общем, пишу, плачу, жалуюсь, ною... Вот такое существование печальное.
- Кстати, как вы относитесь к психотерапии? Это угроза поэтическому дару?
- Я не встречала гениальных психотерапевтов. Нет у нас ни Юнга, ни Фромма... А качественная терапия, на мой взгляд, должна отсечь вот эту душевную боль. Но то, что делают «обычные психологи», для меня абсолютно прозрачно, и потому ничего не работает. С другой стороны, если поэта от его творчества избавил психотерапевт, то, может быть, не так хорош ты был в своем деле, раз тебя излечили от этого, как от насморка?..
- Вы следите за мировыми событиями? Откликаетесь на них?
- По этому поводу я не делаю ничего специально, не отворачиваюсь, но и не держу руку на пульсе. Да, я знаю авторов, которые черпают свое вдохновение в социальной мировой повестке, в политике, но у меня просто изначально взгляд скорее центробежный, чем центростремительный. Мне интересно, что происходит с самим человеком. А так, мне скорее близка позиция «встал поутру – приведи в порядок свою планету». Что-то я уже второй раз в разговоре вспоминаю Экзюпери, хотя не сказала бы, что это мой любимый писатель. Но это, безусловно, гениальное произведение. Так вот, если я помогу себе, своей семье, если буду поступать по совести с людьми, которые меня окружают, и саму себя буду вытаскивать из тьмы, то, может быть, этого уже достаточно будет, если каждый этим займется?..
Беседовала Алена Докшокова.
Фото Татьяны Свириденко.
